Рецепт пирога с виноградом от екатерины рождественской
Мы с мамой у меня в студии
У нас в семье никогда особо не было культа еды. Чтобы все вместе за стол в строго назначенное время и спину прямо держать, крахмальные скатерки, салфетки в серебряных кольцах, вилки-ложки какие-то особые, доставшиеся по наследству, долго деланные блюда типа какого-нибудь там галантина. Нет, все достаточно просто, очень по-домашнему и безумно вкусно, хотя готовили всегда большими порциями, рассчитанными на значительное количество домочадцев и гостей. Единственным постоянным украшением стола, чуть уменьшавшимся от поколения к поколению в связи с боем, был огромный кузнецовский сервиз, купленный давным-давно у дочери известного издателя Сытина. Бело-зеленый, в оливковость, с золотой каймой, кое-где стершейся от времени, со знакомыми с детства сколами, трещинами и зазубринами, он торжественными высоченными стопками тарелок стоял за стеклом в шкафу на видном месте. Почему-то у нас не было принято ничего выбрасывать, и покоцанные тарелки в том числе. Ведь скол почти незаметный, а трещинка с волосок. Приметы приметами, а куда ж их? Жалко. Кроме разного размера тарелок – уж и не знаю, сколько их – 100? 200? – надо посчитать, – в сервиз входило еще много предметов, среди них даже фарфоровые ложечки, назначение которых истории было неизвестно. Места для всего сервиза на полках катастрофически не хватало, поэтому пузатые витиеватые супницы вмещали в себя многочисленные соусники, салатницы, пирожковые тарелки и прочую приятную и не всегда нужную сервизную мелочь. И скромно стояли друг на друге, прикрытые шикарной золоченой крышкой.
В гигантский этот сервиз не входила чайная посуда, чашки, блюдца и так далее, поэтому, как только заканчивалась празднично-пафосная подача основных блюд на одинаковых кузнецовских тарелках, в ход вступали чашки и кружки от разных мам, не всегда с блюдцами, чаще одинокие, разносословные чайные ложки – от серебряных до алюминиевых, а сахар мог и вообще не выниматься из коробки. С розетками для варенья была та же история.
Зато у каждого в семье была своя любимая чашка или кружка. А был бы сервиз – какая тут индивидуальность? Может, и не в индивидуальности дело, а в генах – ведь мы по отцовской линии из староверов-чашечников, о как. А чашечники не приглашали за свой стол чужаков, из своей посуды есть-пить не давали. У каждого были свои чашка и ложка. И чашка, когда ею не пользовались, должна была быть обязательно чем-нибудь сверху прикрыта – хоть ложкой, хоть блюдцем, хоть салфеткой, хоть веточкой на худой конец, чтоб бес не залез. А то всяко бывало. Вот и у меня стоит на кухне моя любимая чашка: старенькая, синенькая в цветочек, и объема нужного, и с удобной ручкой, и приземистой формы. Пью я из нее по утрам, мою руками, а не в посудомоечной машине, и как помою – ставлю на блюдце дном вверх. Узнала про староверов не так давно, а пью чай из одной чашки всегда. Вот они, гены. В действии. Понимаете теперь, почему дном вверх? Чтоб бес не залез!
Самая полная наша семья на моей памяти в двадцатом веке состояла из десяти человек: баба Поля (прабабушка моя по маминой линии), Лидка (так ее все звали, моя бабушка, одна из Полиных дочерей), мама, Алла Киреева, папа, Роберт Рождественский, папина мама, Вера Павловна, моя сестра Ксеня, я, муж Дима и появившиеся в конце 80-х один за другим сыновья – старший Леша и средний Митя.
80-е годы – это совсем уже новое поколение, да и Ксенька не застала бабу Полю – одна ушла в конце 1969 года, другая пришла в 70-м. Сменили друг друга. Младший мой сын Даня не был знаком ни с моим папой, ни с бабушкой, он родился уже в самом начале двадцать первого века.
Рецепт пирога с виноградом от екатерины рождественской
Тесто Тяпа делала слоеное, но теперь его легко купить в любом магазине.
А для начинки понадобятся:
130 г грецких орехов,
120 г сахара,
2 яичных белка,
500 г винограда без косточек
Размалываем или рубим грецкие орехи. Я люблю, чтобы большая часть орехов была размолота почти в пасту, а меньшая покрупней, чтобы хрумкало на зубах. Перекладываем все орехи в кастрюльку, добавляем сахар и белки. Перемешиваем. Кастрюлю с белково-ореховой массой ставим на средний огонь. Кипятить не будем, греем на среднем огне, постоянно мешая, чтобы масса стала тягучей и густой. Затем снимаем с огня и даем немного остыть – масса должна быть теплой. Раскатываем на противне тесто. Намазываем ореховую массу толстым слоем на тесто и кладем виноград без косточек – можно белый, можно черный, можно вперемешку.
Выпекать пирог нужно в предварительно разогретой духовке при 180 градусах 20 минут.
Павочка, бывшая опереточная примадонна, важная и влиятельная, умевшая вдобавок гадать на картах. Гадать – гадала, но научить гаданию отказывалась, видимо, чтобы сохранить приоритет. Гадала всем: Фрадкину, Гуляеву, Андрею Миронову и многим другим. Что уж она там им всем нагадывала, я не знаю, но мужики уходили из Лидкиной комнаты счастливые и раскрасневшиеся. И шли за стол принять рюмочку. Большая, со взбитой прической – «халой», кажется, Павочка очень зазывно и томно смеялась, сидя у Лидки в кресле и раскладывая очередной пасьянс. Весь мир был в ее руках! Она никогда не готовила, но очень любила давать советы, как именно это делать.
Видимо, любимая Лидкина поза
Ветка, в смысле Иветта, балетная, самая молодая из Лидкиных подруг, ушедшая уже в новом веке. Породистая, из итальянских аристократов по фамилии Арнольди, с шикарной родословной, манерами и влажными печальными глазами. Похожая внешне чем-то на добермана, она всегда странно и необычно одевалась. Шляпки с перьями, юбки-карандаш в пол, вуальки – это ее. Она была замужем за старым евреем, потом разлюбила его, и он женился на ее маме. Наверное, чтобы не уходить из такой порядочной семьи. Потом умер. Ветка со своей мамой, которой было уже лет сто, обязательно отмечали Пасху – по-настоящему, со своими куличами, пасхой и расписными, а не просто сваренными в шелухе яйцами. Меня звали на кухню, когда с пасхи надо было снимать формы и выкладывать цукатами буквы ХВ – Христос Воскрес. Помню еще, в гостиной висели огромные фотографии в массивных рамах какого-то дворца – великолепные интерьеры с резными деревянными панелями и высокими пальмами в кадках, бархатными гардинами и потрясающим видом из окон. Оказалось, это их фамильная усадьба, где Ветка родилась. Три фотографии, вот что осталось. Потом ее старушка мама умерла, и, оставшись одна, Ветка тоже быстро ушла вслед за ней. Она не привыкла жить одна.
Севка Стаминский, любимый Лидкин друг и партнер, который добивался Лидки всю жизнь, но она по каким-то причинам предпочла его брата. Севка хохмил и вечно был душой компании: веселый, остроумный и очень добрый. Так солил огурцы, что их моментально съедали без хлеба, без водки, а так, живьем. Однажды по нашей просьбе перед большим приемом засолил целый таз огурцов у нас. Я тогда подглядела: секрет его огурцов – хрустящих, крепких и просоленных – был в газированной воде из сифона. А однажды он пришел к нам с чемоданом старинной посуды и безделушек. Все подарил Лидке и маме и тоже ушел в дом ветеранов сцены. Случилась какая-то эпидемия Лидкиных друзей ухода из жизни через дом ветеранов. Севка умер во время занятий аэробикой. Ему было под 90.
Вот рецепт его малосольных огурцов:
1 кг огурцов (мелких и крепких),
пучок укропа, головка чеснока,
2–4 ст.л. соли (кто как любит),
1 литр любой несоленой газированной воды.
Огурцам отрезать попки, уложить в миску на часть укропа и чеснока. В газированной воде развести соль и залить с верхом огурцы. Закрыть крышкой и поставить на холод. Через сутки готовы. А помидоры солил или мариновал – не пойму – в яблочном соке: кипятил сок и заливал помидоры, брал «сливку». Очень необычные и вкусные получались.
Текст книги «Жили-были, ели-пили. Семейные истории»
Автор книги: Екатерина Рождественская
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Пельмени по-рождественски и пирог по-герасимовски
Когда мы приходили к бабе Вере в гости, меню было почти всегда по-праздничному одинаковым: пельмени, собственноручно слепленные, домашние, опята собственной засолки, салаты и много пирогов – маковый рулет, слегка поскрипывающий пирог с черемухой, пирог с рыбой и саго, иногда пирог с вязигой и грибами, – очень необычные во все времена, но вполне будничные для меня: рыбный с саго я обожала, с вязигой ненавидела, и хоть мне непонятно было, что такое саго и вязига, в подробности я долго не вникала, давали – ела. Потом разобралась: баба Вера иногда делала пироги при мне, уже более или менее подросшей. Саго – такая крахмальная крупа, маленькие полупрозрачные шарики, которые при высокой температуре разбухали, становились клейкими и впитывали в себя влагу, выделявшуюся из рыбы. Поэтому пирог при нарезке не рассыпался, а аккуратно резался. Саго обклеивала рыбу внутри пирога, придавая ему необычную консистенцию и приятный вкус. Вязига – это вообще часть рыбы, точнее, осетровой рыбы. Что-то типа спинного хряща, который при разварке превращается в студень. Естественно, со вкусом осетра. До войны, рассказывала бабушка, ее, вязиги этой, было навалом в магазинах и стоила она в три раза дешевле самой рыбы. Продавалась такими засушенными лентами, которые были почти невесомыми. Вязига тогда была очень популярна в кулинарии и очень доступна по цене. А продавалась, не поверите, в бакалее, наряду с сухофруктами, крупами и пряностями, считалась почему-то приправой. После войны из магазинов пропала, а в 70-х появилась вновь в мелко крошенном виде в небольших картонных коробках, тогда-то баба Вера вновь обратила на нее свое внимание и то ли сибирскую молодость свою вспомнила, то ли соскучилась по клейким пирожкам и все время их пекла, добавляя в начинку вязигу. И вязига и саго делают одно дело – соединяют в пироге начинку. Вязига, конечно, намного полезнее саго – там сплошной белок. Думаю, найти ее в рыбных рядах на рынке не проблема.
Пирог с вязигой
Для этих пирогов баба Вера делала довольно густую опару на теплом кипяченом молоке, на 200 г муки брала 1 стакан молока, 10 г дрожжей.
Дрожжи надо развести в небольшом количестве теплой воды и влить в муку, не мешая; затем влить теплое молоко и тогда уже все тщательно размешать, выбить и поставить подняться. Когда опара хорошо поднимется, прибавить 1 ч.л. соли, всыпать еще 200 г муки и влить 0,5 стакана тоже теплого молока, в котором распустить 0,5 ч.л. пищевой соды, чтобы тесто было пузырчатое, и дать еще один раз подняться.
1/4 стакана риса (промыть и отварить),
1 луковица (очистить и нашинковать),
1 морковь (натереть на терке),
4 сваренных вкрутую яйца,
800 г рыбного филе (например, трески),
100 мл растительного масла,
100 г сливочного масла,
100–150 мл рыбного или куриного бульона,
соль и перец по вкусу,
нашинкованный пучок укропа и петрушки,
1 яичный желток для смазывания пирога.
На ночь замачиваем вязигу в холодной воде. Утром воду меняем и ставим варить – сначала на сильный огонь, потом закрываем крышкой и хорошенько провариваем на малом огне, пока вязига не сделается мягкой. Отдельно на растительном масле обжариваем слегка поперченное и подсоленное любое рыбное филе, какое есть под рукой, лучше не костистое. Баба Вера брала обычно треску или палтус. Жарим (слегка) и откладываем в сторону. На самом деле можно вообще не жарить, рыба при запекании в духовке дойдет сама. Баба Вера говорила, что пироги с сырой рыбой делают на Урале. Мы делали и так, и так. Вкусно по-любому. Мелко режем вареную вязигу и слегка пассеруем ее на растительном масле с луком и петрушкой, не давая пригореть, затем смешиваем с небольшим количеством отварного риса (берем половину от объема вязиги) и немного спассерованной натертой морковки. Но главное, не забивать вкус вязиги! Солим, перчим, добавляем 4 крутых рубленых яйца, можно прибавить масла, в котором поджарилась рыба, ложку любого бульона, мелко нарезанного укропа, любимых сухих приправ.
Половину нашего рисово-вязигового фарша теплым кладем на раскатанное тесто, сверху – слегка поджаренное филе, которое накрываем остальным фаршем, формируем такой милый продолговатый холмик, потом закрываем тестом, делаем небольшие дырочки для выхода пара и ставим на 45–50 минут в разогретую до 180–190 градусов духовку, смазав верх пирога для красоты и аппетитности яичной болтушкой (желток растереть с солью). Когда зарумянится, пора вынимать – мажем хорошенько сливочным маслом, чтоб стекало. Пусть немного, минут 5–10, отдохнет в укромном уголочке – и можно есть!
Подать к пирогу с вязигой сливочное масло.
Иногда мы в фарш добавляли и рубленые грибы, тогда вкус получался еще леснее.
Печка в нашем Переделкинском доме
Но самое главное, чем гордилась наша семья по сибирской отцовской линии, это что? Правильно, пельмени! А как иначе? Сибиряки! Баба Вера со своей невесткой Татьяной накручивали их сотнями, посвящая этому важному ритуалу часы и даже дни. Собственно, против никто и не был. Мы очень ждали момента, когда баба Вера позвонит и скажет: «Завтра днем можете? Налепила!» Это значило, что Танина правая рука уже отваливается от борьбы с мясорубкой – надо прокрутить три сорта мяса – и что несколько дней подряд они лепили мелкие, размером с трехкопеечную монету, даже меньше, пельменьки, аккуратно, ровными солдатскими рядами, выкладывали их на посыпанные мукой разделочные доски, противни, куски фанеры, картона, иногда толстые журналы, в общем, на все плоское, что можно было найти в доме, и запихивали в морозильник, выложив оттуда все остальные припасы. Зимой было проще, баба Вера заговорщицки подмигивала мне и звала на закрытую от ветра и птиц лоджию, где все приготовленные на съедение пельмешки лежали на положенной на два стула межкомнатной двери, уже мороженные и готовые к ритуалу. Я знала, что в один из пельмешек по семейной традиции баба Вера напихала сразу штук двадцать горошин черного перца вместо фарша! А что? Чтоб жизнь медом не казалась!
«У нас в Сибири вся семья садилась и лепила – дети, взрослые, все безоговорочно. Могли копейку положить, бусину какую – кто что, а мы всегда перец клали. Иногда даже друзей и соседей звали лепить. Никто не мог отказать в этом. А потом в мешки на 30-градусный мороз. Обычно до весны хватало».
Нам до весны не хватало никогда!
Я всегда считала, сколько пельменей я съела. Рекорд – 116 штук. Хотя подростком еще была. Чуть не лопнула, но жутко гордилась!
Пельмени мы ели по-особому. Стол у бабы Веры всегда ломился от закусок, но мы пробовали их понемногу из вежливости, а основное место в наших истомленных ожиданием желудках берегли на пельмени. Они варились в огромных алюминиевых кастрюлях на крошечной бабвериной кухне, было вообще странно, как их туда внесли. Сначала торжественно варился один пельмешка-испытатель, который должен была сообщить, достаточно ли соли и перца. Баба Вера никогда не давала никому пробовать первый – потом ешьте, сколько хотите, но первый – это как вакцина, которую ученый пробует на себе. Потом говорила – всегда одно и то же: «Ну, вроде ничего, есть можно» – и бросала их в кипящую соленую воду с перцем и лаврушкой совсем маленькими порциями, чтобы все как следует проварились. Пельмешки, получив вольную, дружно опускались на дно, а через пару минут, освоившись в кипятке, начинали робкое восхождение на поверхность уже поодиночке. А еще через несколько минут они все уже резвились на поверхности бульона, толкаясь, переворачиваясь и явно чему-то радуясь! Потом эти раздобревшие пельмени вынимались шумовкой в громадный пельменеприемник, туда подливалось половника два воды, в которой они варились, и их несли на стол в облаке пара. Наступала кульминация застолья – раздача пельменей! Ощущение было, как в детском саду перед десертом – воспитательница раздает, а детки сидят, глотая слюну, глазенки горят, ручонки трясутся: как бы не обнесли. Когда, наконец, получаешь свою долгожданную порцию – кто-то любит пельмени сухими, кто-то подливает бульончика, – надо положить кусочек сливочного масла и подлить немного обычного уксуса, иногда просто разводили уксусную эссенцию. Потом пельмени надо поперчить и есть, закатывая глазки и урча от удовольствия. И самое главное, по-нашему, по-семейному, – запивать пельмени холодным молоком! Видимо, изначально, чтобы погасить уксус. Но это безумно вкусно – кисло-солено-перченые обжигающие пельмени и холодное молоко! По-сибирски! Пельмени проглатывались десятками, а молоко выпивалось литрами! Пока ели одну порцию, на плите уже кипела вторая, третья, восьмая и тринадцатая. Но вскоре челюсти начинали работать все медленней, вилка уже накалывала не по три сразу, а по одному пельмешку, поза становилась все более расслабленной, глаз осоловелый, а живот начинал вываливаться из штанов.